Вот и Вася пришел...
Завод, школа, детство. 1947 год рождения. Мы росли в разрухе: злые, глупые, беспризорные - послевоенные дети. Плохо было все. Подорвался на мине пастух, сосед лишился глаза, другой разрубил гранату - унесли на одеяле в больницу на Полевой улице. Он кричал, держа кишки в руках… Это плохо, но как-то обыденно.
Чаще возникали конфликты на псевдонациональной почве. Дело в том, что довоенный еврейский квартал в Карцево был разрушен, а вернувшимся после освобождения города национальным меньшинствам выделяли участки по Зенцовской и Полевой улицам. В каждой семье в нашем районе один из супругов или оба были цыганами, евреями или эстонцами. Конфликтовали из-за подравшихся детей, любвеобильных мужей и недосмотренных коров.Мирились и устраивали грандиозные застолья (летом на улице). Складчина! Приносили еду, спиртное - кто и что - заранее оговаривалось. Такие праздники завораживали простотой и красочностью.
Расфуфыренные родители в креп-жоржетах поют красивые песни под аккордеон «Трофейника» (так звали дядю Петю Чистова из-за этого аккордеона, вывезенного из Германии). А еще у нас были два скрипача и баянист Василий Николаев, начальник склада топлива. Согласитесь, многовато для двенадцати домов в одном переулке. Были и гости. Приглашали «Воробьиху» - местную добрую колдунью, Прасковью Михайловну - бывшую помещицу, уважаемую бабушку Юнг и модную портниху Ольгу Дмитриевну с мужем музыкантом, хотя жили они далеко, на Болотной улице. Были и «случайные» гости. Побирашку Ваньку Буса не любили - к столу не приглашали, подносили стопку и что-то выделяли со стола. Другой бродяжка, Вася, был само очарование.
Инвалидов было очень много в городе - мне тогда страшно было в бане. Одноногие, однорукие, кривые и в шрамах. Самый жуткий инвалид, посещавший баню «Лазавица», был с обгорелым лицом и без части ребер. Шрам на груди пульсировал, и казалось, что сейчас брызнет кровь и выскочит сердце. Безногие катались на самодельных тележках, попрошайничая на рынке, на вокзале или у магазинов.
Вася (все звали его Вася цветастый) не попрошайничал, ходил в гости. Говорили, что он «заучился». Отличником окончил школу, но что-то пошло не так, и он с посохом, украшенным бумажными цветами, ходил из Куньинского района по всем окрестным деревням и городам. Казалось, что он помнит всех.
К нам домой он наведывался по делу. «Здравствуйте! Вот и Вася пришел. Макар Андреевич, сапоги у Васи каши просят…». Пока отец занимался ремонтом, он пил чай, рассказывал о куньинских новостях и общих знакомых. Когда Вася появлялся на праздниках и свадьбах - считалось хорошим знаком. Не помню, пил он или нет, но пел хорошо. А его прибаутки до сих пор проскальзывают в речи старожилов: «Пушкин - мушкин, масло в попе погасло».
Детей пугали Ванькой Бусом, и мы его побаивались. До некоторых пор и Вася был добрым цветочным бродяжкой, пока его не обидел, пнул ногой, пьяный дядя Леня, сосед. Мы пытались развести костер у его забора, и он начал нас материть. Проходивший мимо Вася молча сгреб наши тлеющие щепочки и бросил в пруд, за что и поплатился… Встав с земли, испуганный, с вытаращенными глазами, подобрал посох и сказал: «Там косточки стучат, тебя зовут». Об этом вспомнили, когда через неделю Леня повесился.На Зенцовской улице стояла Никольская церковь, разрушенная при освобождении города. Сейчас дом 20, даже фундамент частично сохранился. При церкви было кладбище, его-то и выделили Лене под застройку. Подозреваю, что Вася знал об этом, когда говорил про косточки. Но отношение к нему резко изменилось.
Добродушие вытеснил страх проклятья. Больше его не обижали, да и заходить в наш переулок он стал реже.
Появился, когда высох пруд посреди улицы. В нем церковный смотритель хранил под льдом огурцы в бочках, а мы использовали его для полива огородов. Вася долго убеждал мужиков, что сухая тина может загореться, и все взорвется, что там бомбы. Вызвали саперов. Два дня нас держали взаперти, пока они работали. Часть не очень опасных снарядов утопили в ближайшем болоте - они и сейчас там, а Вася показал саперам склад бомб на Полевой, который даже трогать не решились и взорвали на месте. Вася им объяснил, что там он не ходит, что там дрожит земля, и ему страшно. След той воронки до сих пор сохранился.
Больше он у нас не появлялся, а в 1965 году прошел слух, что умер в Дубраве, и больше о нем ничего не известно. Даже сейчас магазин на втором кирпичном заводе напоминает «партком». Кто по делу пришел, кто за новостями, а другим скучно одним дома. На вопрос о Васе цветастом поклялись, что Дубрава не виновна, и замерз он в деревне Липец, 50 лет назад, в Крещенье, на крылечке в ожидании хозяев. Где похоронен, не знают. Уважаемые жители Куньинского района, помогите. Героев мы чтим, но и обаятельный чудак, которого знал и любил и Куньинский район, и город Великие Луки, должен занять свой пьедестал в истории города.
Продолжение следует...
В. КОЖЕНОВ.
